А.Гармаев. Культура семейных отношений

См. Начало

Глава 6. Семья и ее окружение

— Ты рассказал своему другу о нашей ссоре?

— Так получилось. Понимаешь? Он...

— Значит, я могу соседям рассказать о том, чем ты занимался вчера?

— Нет уж, пожалуйста, не надо.

Сор не выносится из избы. Следуя этому правилу, супруги свято хранят тайну своих отношений, но удивительное заключается не в этом, а в том, что супруги, на людях проявляя себя как преданная друг другу пара, дома становятся порой образцом разнузданности.

Как-то сложилось, что такое положение дел стало считаться естественным. Дома — другое дело, но на людях — имей совесть и не заставляй окружающих краснеть за нас.

Но почему та же совесть, не позволяя ссоры на людях, может позволить ее дома? Это почему-то выпадает из сознания супругов. Не выпадает лишь жгучее чувство стыда перед людьми, случайно или нет посвященных в семейную тайну. Это чувство становится тем главным регулятором поведения, благодаря которому в обществе друзей и знакомых супруги соблюдают внешние приличия.

Увы, дома, как только закрывается дверь квартиры, это чувство исчезает полностью. То, что есть тайна двоих, отпускается на свободу и распускается во всей своей красе.

Почему же механизм стыда не работает в супружеских отношениях? Почему не работает он в любых близких отношениях людей, посвященных в одно дело? Оставаясь регулятором поведения в присутствии третьих лиц, почему он полностью снимается, как только последние уходят? Каждому знакомо чувство одиночества. Явственное ощущение брошенности людьми. Это крайнее состояние приходит не часто. Но именно в нем до предела обнажается острая потребность человека быть в лучах тепла и внимания людей. Пусть хотя бы кто-то один будет рядом в трудные минуты. Присутствие таких спутников воспринимается всегда как большое счастье. Быть признанным хотя бы одним человеком на земле — эта потребность в период одиночества остро подступает к человеку и одновременно с явственным чувством того, что такого человека на земле нет. Когда болезненный период проходит, одинокий человек вновь возвращается к ровному настроению, снова чувствует, что вокруг немало людей, признающих и принимающих его. Доказательство этого признания он видит ежедневно в их приветливом "Здравствуй", в их обращении к нему, в телефонных звонках, приглашениях и благодарностях, наконец, в положительных отзывах о нем. Едва снялось болезненное состояние одиночества, как изменился взгляд на отношение окружающих людей. Люди те же, и отношение их то же, а взгляд на них изменился. Если смена настроений может происходить так быстро, значит, не в людях дело, а в самом человеке. Что-то неладное, нездоровое происходит с восприятием себя в мире, своего положения среди людей.

Как отнесутся ко мне люди? Эти переживания знакомы каждому с детства.

— Не одену предлагаемую родителями одежду, потому что сверстники будут смеяться.

— Не возьму в поход термос, потому что никто термос не берет.

— Не пойду на вечер, все танцуют, а я не умею…

Существует множество других "не", по поводу которых возникает немало препирательств с родителями и с самим собой.

Через эту боль переживаний дети и, особенно, подростки начинают воспринимать себя глазами своего ближайшего окружения. Не потерять окружение, не быть отторгнутым, напротив, быть принятым и признанным — вот центральный смысл поведения, не осознаваемый подростками, но играющий первую роль в определении их поступков.

Пачка с сигаретами идет по кругу — взять или нет? Если не взять — сразу стану белой вороной.

Если взять — товарищеские отношения закрепятся, я останусь своим среди своих. В считанные секунды каждый решает эту ситуацию по-своему. Оттого так по-разному ведут они себя. Все можно увидеть здесь — от явного смущения, с которым тянется парень или девушка к сигарете до бравурного "закурим, значит", сопровождаемого самой развязной позой и движениями.

Таких ситуаций, где решается вопрос отношений с группой, в жизни каждого много. Сквернословить или нет? Пить вино или не пить? Пойти на пляж или делать уроки? Участвовать в общих затеях или нет? Что носить? Как ходить? О чем говорить? Чем интересоваться? Куда стремиться? Все это в немалой степени формирует в подростке группа. Если же подросток замыкается дома, в нем рано или поздно появляется целый комплекс переживаний, связанных со стремлением быть в группе и неумением быть в ней.

Подростковое стремление сохранить таким образом вокруг себя круг сверстников выливается в юношестве в отчетливое переживание собственных недостатков. Раньше не замечаемая бородавка на шее с какого-то времени начинает причинять душевную боль. Выше поднимается воротник, втягивается в плечи шея. Кто-то обнаружил у себя слишком короткие ресницы, малый рост, кривые или непропорциональные телу ноги, одутловатость щек, веснушки, неумение запоминать и рассказывать веселые истории, танцевать, петь, играть на гитаре…

Это период, когда явственно переживается боль собственной неполноценности. Человек наперед предвидит свое унижение, свое падение в глазах людей, и переживает в воображении и в чувствах предстоящие насмешки, неприязнь и отторжение. Появляется боязнь потерять отношение окружающих и противоположное ей стремление обрести признание людей. Так, детское стремление не отставать в своем поведении от того, что делают сверстники, в юношестве переходит в озабоченность собственными качествами и свойствами, а с обретением самостоятельности превращается в невольную зависимость от мнения окружающих людей.

Непосредственное детское восприятие себя постепенно замещается в сознании отношением к подростку окружающих. Что является в человеке достоинствами, а что недостатками, определяется уже не им самим и не собственным нравственным чувством и совестью, а совокупным мнением окружающих людей. Он относится к себе согласно их представлениям и, в свою очередь, сам относится к ним, закрепляя таким образом негласно устанавливающиеся в группе нормы поведения.

Если люди, симпатизирующие ему, уходят, или теряется признание со стороны близких, друзей и знакомых, это рождает боль за себя. Пропущенная через эгоистическую озабоченность о себе, боль эта превращается в чувство потери себя в глазах людей и переживается как унижение. Избегая этой боли, человек стремится к сохранению вокруг себя принимающих и признающих его людей. Соблюдая правила приличия, он не столько заботливо устремлен к людям, сколько не желает или боится потерять их. Имея некоторый опыт отторгающей реакции окружающих на свои поступки, он внимательно присматривается к тому, что считается нормой. Рождается внутренний контроль за своим поведением. Одновременно с ним приходит стремление не выпасть из числа признанных, которое толкает к активному проявлению принятого в социальном окружении. При этом неважно, есть ли отданность этой норме в душе или нет. Важно, прежде всего, внешнее соответствие, которого можно добиться одним лишь подражанием.

Существует отчетливая разница между обретением и приобретением. Обретаются — душевные качества, приобретаются — вещи или внешние признаки самих качеств. В движении соотношения через людей к себе человек невольно устремляется к приобретению. Этого требуют от него темп жизни, необходимость быстрой адаптации в меняющейся среде. Пауза для него недопустима. В результате не остается времени на остановку, чтобы можно было сознать, понять, что с ним происходит.

Помните времена, когда молодежи хотелось иметь именно иностранные джинсы? И никакие другие человек не знает. Он живет острым желанием приобрести их. Когда же, наконец, это ему удается, он начинает купаться в других ощущениях, которые рождаются с появлением его на улице в модных джинсах, в кругу друзей, знакомых и близких. Каждый пристальный взгляд на его обнову ласкает сердце. Это часы, дни и месяцы, когда число людей, которые обращают свои принимающие взоры к нему, резко возрастает. Это количество «со-» в соотношении к себе число людей солидарных с ним, и желающих иметь то, что имеет он.

Чем больше оно, тем увереннее чувствует себя человек, тем тверже он идет по земле и тем активнее становится в нем стремление поддерживать на высоком уровне завоеванное им «со-». Нет ничего удивительного, если к нему однажды придет неотвязное желание приобрести дубленку. Он видит, как волнуется его окружение при каждом упоминании об этой вещи. В атмосфере этого волнения все ценности человеческие невольно меркнут перед ее ценностью. Он прилагает немало усилий и однажды появляется в обнове на улице. Ощущение собственной значимости становится прямо пропорциональным количеству взглядов, брошенных окружающими на его одеяние и замеченное им. Главный же праздник впереди — там, где произойдет встреча с сотрудниками по работе, затем с друзьями, с товарищами, с родными и близкими. Вопросы, шутки, намеки — все будет приниматься им, все будет радовать и услаждать его. Чувство самодостаточности, высокого положения в своем окружении, неожиданной важности и значимости себя будет держаться в нем ровно столько, сколько будет держаться мода на дубленки. К счастью для него она, похоже, не собирается уходить в ближайшие годы.

В атмосфере соотношения грустную девальвацию ценностей претерпевает искусство. Человек и не помышлял идти на выставку картин Куинджи. Проезжая на трамвае по городу, видел объявление, но не придал ему значения. Однако, на работе он слышит разжигающий воображение рассказ об открытии выставки. Кто-то из знакомых звонит по телефону и говорит о том же. Ценность выставки начинает повышаться. Еще один-два разговора о ней и человек готов бежать к музею, занимать с утра очередь, чтобы непременно побывать в выставочных залах.

Только главную радость он испытает не в музее перед картинами художника, а в тот момент, когда будет рассказывать о своем посещении выставки друзьям и знакомым. Всякое знаменательное событие надолго остается в памяти. Но — существенная деталь — запоминаются не переживания в момент посещения выставки, а ощущения, которые человек испытывает, рассказывая другим о своем восприятии картин. Фантазия, вдохновение, подъем — все это возбуждается особенно ярко именно в рассказе, нежели в непосредственной встрече с творением художника. Не тайна общения с картиной, но радость общения со слушателями будут переживаться как центральное событие. Увлеченные глаза слушателей, проникновенная атмосфера восприятия рассказа — все это будет во много крат более ценным, чем все картины Куинджи вместе взятые.

Было время, когда на полное собрание сочинений Достоевского было трудно подписаться. "Зачем вам академическое издание?" — с этим вопросом социологи обратились к подписчикам и получили обескураживающий ответ: "Но ведь это же Достоевский!" Выяснилось, что все тридцать с лишним томов никто читать не собирался. Около половины из ста подписчиков уже читали два и более романа Достоевского. Из них треть желали познакомиться с другими произведениями. Остальные просто хотели иметь "всего Достоевского". Просто хотели... Зачем? Для чего?

Другие исследования показали, что почти три четверти опрошенных, имеющих на своих полках сочинения Пушкина, Толстого, Тургенева, Гоголя с того времени, как закончили школу, ни разу к ним не прикасались. Вроде бы проходили в школе. Поэтому, наверное, теперь можно проходить мимо. Зачем же тогда приобретались книги, зачем выдерживались бои в период подписки на эти издания? Ответов на эти вопросы нет. Может быть, потому, что не отвечая, жить проще и легче. А если все же ответить, что тогда?

Вот книги или абонемент о подписке в руках. Радость? Да. Удовлетворенность? Да. Но еще и чувство гордости, благодаря которому после приобретения человек начинает испытывать чуть большую значимость себя в мире. В эти минуты жизнь для него наполнена особым смыслом. Каким по содержанию — не столь важно. Важны ощущения, а они говорят одно — смысл в жизни есть! Чем дефицитнее приобретенная вещь, тем более пристрастными будут вопросы и реплики друзей и товарищей и выше, полнее будет ощущение наполненности собственной жизни смыслом.

Удовлетворенное таким образом соотношение не будет требовать от человека чтения приобретенных книг. Они вовсе не для этого им приобретались.

Так еще с детских лет налагаются на сердце человека и развиваются во множестве сетей узы мира, сети тщеславия, зависимости от мнения людей. Человек весь становится руководим извне, групповые нормы, власть и сила авторитетов совсем заглушают в нем внутренние источники поведения – собственное нравственное чувство, совесть и веру. Даже там, где человек начинает воцерковляться, где действием призывающей благодати Божией он первые пять-шесть лет вдохновенной церковной жизни весь увлекается в ее новый порядок и ради нее расторгает прежние знакомства, дружбу, разрывает сети прежних норм, ценностей, авторитетов, даже там он оказывается не свободен от самих уз мира. Просто теперь круг неверующих людей сменяется кругом верующих, авторитеты нецерковные сменяются церковными, а весь характер зависимости от мнения людского остается все тем же. И не скоро, похоже, что-то способно по-настоящему измениться. Узы мира остаются в своей власти, отлагая теперь человека не только от нравственного чувства, совести и начальной веры, но, что хуже всего, от благодати.

Увы, прекрасно понимая все сказанное, человек будет подсмеиваться над собою и даже раскаиваться, и, тем не менее, опять мчаться к магазину за очередной модной вещью. Побороть в себе отданность страстному влечению, сознать действительный смысл своих стремлений оказывается непросто. И уже по-настоящему трудно воспитать в себе другое. Слишком долго и слишком уверенно формировалось соотношение к себе. И вряд ли возможно в несколько дней или месяцев выскочить из-под его влияния. Но тогда в помощь человеку со стороны Божьего Промысла иногда в жестком требовании сделать это начнут разворачиваться события в семье.

Увлечение предметами, ценными с точки зрения окружающих, не проходит бесследно для супругов. Внешне все действия человека будто бы направлены на семью, на квартиру, на дом. Хрусталь, фарфор, модная одежда каждого — от малыша до дедушек и бабушек, ковры, мебель, хороший оклад, обилие книг, икон, освященных предметов и новых друзей, наличие знакомых с именем, с весом в обществе, в том числе в высших эшелонах церковных структур, — вроде бы все для семьи. Но своим внутренним стремлением супруги обращены за пределы семьи — к мнению людей, к их отзывам о них, к их отношению к себе.

Уходит тепло, становятся дежурными встречи, привычным и равнодушным общение. Стерпится — слюбится. Следуя этому принципу, супруги остаются рядом друг с другом, лишь наедине иногда испытывая глубокую тоску по чему-то большему, что потерялось и ушло куда-то.

Увы, на самом деле это тоска не столько по чему-то большему, сколько желание чего-то большего, что скрыто в каждом из них, что ищет освобождения от связывающих его пут — чуждых ему стремлений и желаний. Это тоскует настоящее содержание в человеке, его сокровенное Богом данное «я».

Стремление наполнить квартиру ценными вещами движимо в основе своей стремлением обрести уважение окружающих. Это требует немалых затрат души. Эти заботы, всегда устремленные за пределы семьи, вытесняют собой движение супругов друг к другу.

Узы мира и любовь несовместимы. И в этом суть. Там, где присутствует одно, не может быть другого. Именно поэтому увлечение вещами, бытом, предметами искусства всегда и неизбежно опустошает человека, делает содержание его души мельче, корыстнее, раздувает до невероятных масштабов рационализм и предприимчивость, наполняя черствым состоянием сердца, и холодностью отношений к другому человеку.

Процесс этот происходит медленно, постепенно и не замечается супругами. Более того, первые несколько лет, пока и тот, и другой увлечены приобретением "для быта, для семьи", человеческое, духовное падение каждого сопровождается радостью и восторгом от появления новой вещи или от неожиданных новых знакомств.

Там, где узы мира формируют человеческое «я», отношения супругов неизбежно строятся по логике разрушения любви. Утверждаясь через вещи, пересуды, легкие развлечения, узы мира внедряются в каждую минуту общения супругов друг с другом, определяют их поступки и настроение.

Муж и жена поссорились в присутствии третьих лиц. Пустячное несогласие вылилось неожиданно в приступ острой неприязни друг к другу. Невольной причиной ссоры оказались третьи лица. Нет, они ничего не говорили, они молча слушали и переживали за обоих. Однако, их присутствие роковым образом повело супругов в омут зла. Не отдавая себе отчета в том, что они творят, они говорили уже не для того, чтобы найти истину или понять друг друга. Единственной задачей каждого из них было — не потерять благожелательное отношение к себе третьих лиц. Не я плох — другой, не меня вините в возникшей ссоре — другого. В душе разворачивалось острое желание показать перед людьми другого во всей его негативной “красе“. Напряженно заработала память, подняты были все резервы ума, накалены страсти. Все включилось ради одного — сохранения собственного положения в глазах людей, оправданий себя и низведения другого.

В эти минуты в каждом из супругов нет места любви. Самосохранением, но не утверждением другого заняты они. Эгоистическая основа соотношения к себе через людей проявляется в таких ситуациях предельно зримо. Оттого так неловко чувствуют себя все окружающие, так больно воспринимают они каждое движение ссорящихся.

Ссора, произошедшая на людях, становится глубокой раной на долгое время. Вернувшись домой, или проводив гостей, супруги невольно возвращаются в мыслях к произошедшему. В жгучей боли сжимается сердце. Боли за себя — за пережитое унижение, за попранное достоинство. Новой волной поднимается желание сделать больно другому и тем самым наказать его, отомстить за допущенное. Невольно в досаде и раздражении начинается поиск повода для расправы. Душа не будет спокойна до тех пор, пока не произойдет яростного “выхлеста“ обиды на другого. Уязвленное самолюбие не остается в долгу.

Увидеть собственную неправоту человек в этом состоянии не способен. Напротив, предельно обостряется чувство своей правды. Самые логически нелепые оправдания, которые подсказывает ум, будут приняты и человек будет на них настаивать. Понять другого — не его задача. В этом вся причина полного ослепления. В этом все признаки и способ действия в человеке самоугодия, которое стоит, как страж какой, на защите интересов самолюбия.

Попытки доказывать что-то слепому по меньшей мере странны. Здесь, как никогда к месту, древняя пословица: "Из двух глупцов тот умнее, кто первым сойдет с тропы". Но и здесь враг подставляет коварную подножку. Супруги начинают следовать этой пословице, чтобы таким образом доказать лишний раз собственное превосходство над другим. "Ладно, я уступлю. В конце концов, уступающий умнее".

Как же далеки от любви они бывают в эти минуты! И как непросто будет выбираться им из пут соотношения. Потребуются месяцы и годы взаимных обид, ссор, молитв и наставлений духовника прежде, чем придет осознание причин, рождавших разлад в семье. И еще несколько лет, чтобы место соотношения заняла в каждом из них любовь к другому.

— Значит, я могу соседям рассказать о том, чем ты занимался вчера?

— Нет уж, пожалуйста, не надо.

Стыдно.

Почему же в присутствии ближних не стыдно? Если соседи узнают — изменится их отношение. Пасть в их глазах больно. Как же тогда должны складываться отношения с домашними, если то же самое действие не рождает страха упасть в их глазах?

— А все очень просто. Он кто мне? Муж. А я кто? Жена. И этим все сказано.

Все ли? Никто не будет возражать, что муж и жена — звания более обязывающие, чем, скажем, соседи, друзья, товарищи. Вопрос только в том — обязывающие в разрушение отношений или к их созиданию? Не получается ли, что первое принимается более охотно, чем второе. Что бы я, как муж, ни делал, жена обязана принять. Чувство стыда, выступающее регулятором межличностных отношений, в таком случае, действительно, снимается. Но одновременно с этим снимается и другое звание — Человека. В ней, в жене, не признается то, что с болью относится к безобразиям мужа. Если же ее принять как человека, перед нею будет столь же стыдно, как перед соседями, друзьям или знакомыми. Но механизм соотношения выбрасывает всех ближних за пределы числа "со-". Регулирующая роль чувства стыда здесь подавляется.

Более того, стыд другого начинает использоваться в тактике семейных отношений.

Использоваться... Как унизительно это слово, несовместимое с дружбой и, тем более, с любовью. Но оно есть и не может не быть, узы мира диктуют стиль и способ общения в семье. И, наверное, в том, что существует тактика отношений, тоже нет ничего удивительного. Атмосфера противостояния без тактики немыслима. Где уж здесь говорить о бережности друг к другу. Ей нет места.

И, тем не менее, может ли быть в поведении супругов что-то, в чем они испытывают стыд друг перед другом? Тот самый внутренний стыд, который есть одно из достояний нравственного чувства. Безусловно, может. Чаще всего это прошлые, добрачные поступки, в которых муж и жена боятся признаться друг другу. Стыдно. То есть больно потерять уважающее, принимающее отношение другого, больно пасть в глазах другого ниже той грани, которая уже определилась в совместной жизни. Эта грань старательно обходится и сохраняется супругами. Все, что выше ее, попадает в число дозволенного поведения друг перед другом. Лежащее ниже попадает в разряд индивидуальной тайны. Неосознанная забота об этой грани при сохранении индивидуальной тайны сдерживает полную открытость супругов друг другу. Принесенная в покаянии Богу тайна греха навсегда изглаживается из сердца, но стыд, как нравственное чувство, навсегда удерживает супругов в предстательстве друг перед другом. Даже оставаясь наедине, супруги не могут согрешить, ибо стыд перед другим, как внутренний страж, хранит супругов в верности друг другу. Оттого и нет греха, нет тайн. Потому и поведение свободное от индивидуальных тайн, ведет к чистоте супружеских отношений.

Заметим теперь, что ни в ссорах, ни после них чувство стыда перед другим не возникает. Потому что ссоры взаимны. Они происходят всегда при активном участии обеих сторон. В ссорах нет стремления обрести любовь и симпатии другого. Вместо этого в них присутствует дух борьбы, противодействия. А здесь уже не до стыда. Лишь в благодатном прикосновении Божием супруги могут вдруг оглянуться на себя в совершившейся ссоре и пережить боль за другого и стыд за себя перед другим. Там, где это искренне переживается и приносится на алтарь примирения, там пережитое чувство искреннего стыда начинает хранить супругов вне ссор.

Что же еще может стать регулятором отношений в семье? Совесть. Не со стороны, не от окружающих людей, а изнутри высвечивает она в человеке его недостатки. Она не зависит от мнений, не реагирует на отзывы и не прислушивается к взглядам на жизнь окружающих людей. Она есть то, что в супружеских отношениях сужает зону недозволенных поступков. Она в пристальном внимании держит человека на уровне высокой нравственности, не позволяя падений не только перед друзьями и соседями, не только перед мужем или женой, но и перед самим собой. Нередко она ведет его к поступкам, которые обыватель наперед принимает странными, неразумными, далекими от рациональности и умения жить. Если позиция "уметь жить" легко согласуется с зависимостью от мнения людей, то с совестью она ничего общего не имеет. "Честно жить" — вот труднейший постулат совести.

Чистота отношений вне совести невозможна. Именно в ней, в совести, проявляется сокровенное содержание человеческого «я». Муки совести становятся для человека переживанием чувства вины перед другим.

Совесть стоит на страже поступков, угодных Богу. Необязательно открывая себя, как наместницу Бога, она предстоит Ему и заставляет человека, следуя ей, невольно следовать Богу. Она — голос Божий в человеке. Поэтому она и не зависит от мнения окружающих людей. Напротив, нередко вопреки этому мнению заставляет идти за внутренней правдой. Она и судия, и мздовоздаятель, и примиритель с Богом.

Ею супруги преодолевают наступающую хладность или равнодушие друг к другу. Ею подвигаются они к примирению, хотя порою с трудом преодолевают в себе неуступчивость. Ею откликаются на просьбы друг друга, перешагивая через самоугодливую занятость своими делами и настроениями. Ею поддерживают друг друга в горестях, ею узнают и открывают в себе новые возможности ласки, внимания, тепла, бережности, чуткости, заботы к другому. Нужно только быть внимательным к ней. Нужно слышать и откликаться на ее движения, нужно всегда советоваться с нею, ценить ее, лелеять ее в себе и всегда поддерживать ее призывы. Нужно, преодолевая всего себя, сформировать навык скоропослушания ей. Нужно полюбить ее дыхание как жизнь. Нужно жить ею. Многое тогда в супружестве будет совершаться проще и легче, многое обретется такого, чего супруги не знали ранее.

Что еще хранит семью в правде отношений? Вера. Верою начинаются у человека отношения с Богом. Ею обращается он к Священному Писанию, затем к церковной жизни. Ею он испытывает в себе желание молитвы, потребность Богослужения, необходимость Таинств. Ею он становится восприемником благодати, слышит ее живительное участие, действием благодати начинает отличать грех от благочестия, добро от зла, правду от лжи, истину от прелести. Верою он обращается ко Христу и в Нем находит жизнь.

Вступая в супружество, верующий человек входит в новую жизнь, в благословение Божие. Верою он слышит над собой это благословение, чувствует его сердцем. Упованием на Бога он хранит это благословение. Он опытно знает, что, теряя благочестивую жизнь, он теряет и благословение Божие, а примиряясь с Богом в покаянии, вновь обретает его.

Вступая в Таинство венчания, человек слышит слова – «брак честен, ложе нескверно». И верою он слышит в глубине сердца своего, что и ложе нескверным, и брак честным делает вовсе не он сам, а Всемилостивый Бог. Верою он искал и просил благословения венчания и милостию Господь принял его в Таинстве Своего общения с ним, Своего вселюбящего благословения и теперь Собою совершает, оправдывает, примиряет с Собою супружеское ложе его. Ему же, человеку, всею супружескою жизнью своею предстоит еще восходить в чистоту отношений с другим, в ту чистоту, в которой все плотское и чувственное будет с годами изменяться на благодатное в благочестивой совместной их жизни. Чистота, святость будут входить в их отношения, совершая в них в доселе неведомое, очищая все греховное, преображая все человеческое, совершая обожение их.

Для этого человеку в супружестве нужно будет отлагать свое самолюбие, гордость (довольство собою и самонадеянность), нужно будет преодолевать все посылы самоугодия (телолюбия, оправдания себя, саможаления), нужно будет высвободиться из сетей мира (человекоугодия и страха перед людским мнением), т.е. брак честен и ложе нескверное ему нужно будет приобретать со своей стороны всею жизнью, до самой смерти. Верою это и возможно будет совершать. Здесь полагается начало супружеской жизни так же, как при крещении полагается начало воцерковления. Благодатью в крещении человек в сердце усваивается Богу и Его Церкви. Но в какую меру дух человека усваивается Духу Божию, зависит от самого человека.

По описаниям древности в первые века христианства к Таинству крещения готовились около двух-трех лет, обретая не только знания веры, но уже в ходе подготовки меняя весь внешний порядок своей жизни и характер отношений с Богом и друг с другом по заповедям Евангелия. Кроме того, имели обильное участие просвещающей благодати во внутреннем человеке во время утреннего Богослужения – Литургии оглашенных. Неудивительно, что из купели крещения они выходили столь преображенными, что свидетели их крещения невольно восклицали и не могли не воскликнуть: «Христос Воскрес!» А в ответ им вторили восторженные свидетели крещения – «Воистину воскрес!»

Но никакого такого преображения не происходит с современными крещаемыми. Таинство ли угасло в силе? Нет. Люди не готовятся и не жаждут крещения должным образом. Поэтому крещение, совершаясь в наше время как Таинство, лишь открывает человеку возможность обожения. Само же обожение, т.е. очищение от страстей, преодо-ление их, обретение святости и соединение со Христом и через Него усыновление Богу-Отцу, человек должен будет совершать всею своею жизнью.

Так и в Таинстве венчания сегодня не происходит то-го, что было раньше. Почти нет сегодня молодых людей, которые всю свою жизнь с малых лет провели бы в глубоко набожной семье, сами имели бы искреннюю церковную жизнь, посвященную Богу, и теперь вступали бы в брак, чтобы вместе, помогая друг другу, продолжать свое усвоение Духу Божию, благодати Господа. Таинство венчания было бы для них, с одной стороны, завершением юности жизни вне супружеского попечения, жизни, совершавшейся под родительским благословением, а с другой стороны, началом жизни новой, в ответственности друг за друга перед Богом. Не только ради друг друга с помощью Божией, но и ради Бога с помощью друг друга. Ради этого соединения и взаимопроникновения двух названных смыслов и совершается Таинство венчания. Совершается, как полагающее начало и возможность брака честного и ложа нескверного. Из этого вовсе не следует, что любой характер отношений и любые чувствования супружеской близости теперь оправданы и потому возможны. Таинство венчания, так же как и Таинство крещения, соединяя нас с Богом, поставляет нас в сугубую ответственность перед Ним и открывает возможность иного, нового качества как вседневных отношений друг с другом, так и самой супружеской близости. Узнают это супруги с годами, благодаря воздержанию в дни постов и праздников. Здесь речь идет не о внешнем воздержании только, но больше и прежде всего о воздержании внутреннем, о добродетели воздержания, которая приходит, если отлагаться не только от предмета вожделения, т.е. от телесного желания друг друга, но и в сердце своем — от чувственного влечения. Тогда однажды можно услышать вкус воздержания. Если его удержать и в нем устояться во время поста, тогда приближение конца поста будет ожидаться с некоторым сожалением. Но тогда и супружеская близость после поста, исполненная любовью, будет иметь иной характер, в котором услышится «ложе нескверно», исполненное не только со стороны Бога (Его прощением и милостивым примирением с Собою), но и со стороны самих супругов. Этим-то воздержанием и тою сладостью и радостью любви друг к другу, которая выходит из воздержания, некоторые супруги к концу жизни или к какому-то моменту совместной жизни приходят к полному оставлению супруже-ской близости и начинают жить не столько во внешнем воздержании (оно в этом случае естественно), но в воздержании внутреннем, в добродетели воздержания. Если во внешнем воздержании супруги уклоняются друг от друга, то в добродетели воздержания они уклоняются в сердце от страсти, от чувственного влечения. В прежние времена это заканчивалось принятием монашества обоими супругами в конце своей жизни. Так поступало, мы знаем, немало княжеских семей и часть искреннего дворянства. Так поступают некоторые семьи и в наше время. Святой Иоанн Златоуст в браке выделяет три стороны – физическую, нравственную и духовную, причем первая, как низшая, подчиняется высшей, духовной. От телесного соединения через нравственное совершенство супруги восходят к духовному единению любви. Последним с годами все более освящается первое. Равно духовное единение все более становится целью и реальным воплощением брака.

По учению Иоанна Златоуста в человеческую природу Творцом вложено таинство естественного стремления друг ко другу. При вступлении в Церковь это таинство получает высшее освящение и делается образом духовного союза Христа с Церковью – «великого таинства веры». «Скажу и то еще, что брачный союз – таинственное изображение Церкви. Христос пришел к Церкви, из нея произошел и с нею соединился духовным общением». «Некогда Церковь (т.е. вообще человечество) была нечиста, порочна, безобразна. И Христос не отвратился от ея безобразия, но изменил неприятный вид ея, пересоздал, исправил, простил ея грехи… И не только то удивительно, что Он, взяв некрасивую, безобразную, гнусную, старую, не отвратился от нея, а еще предал Себя за нее на смерть… И в последствии, видя ее часть оскверняющеюся и получающею нечистоту, Он не отвергает и не отстраняет ее от Себя, но постоянно врачует и исправляет. Сколько людей, скажи мне, после приятия веры, согрешили? Он не отвратился от них». Соединяясь в браке, супруги идут к нравственному преображению и от него восходят к святости союза и святости личной. Общий брак, общие и должны быть дела добродетели. Один союз и единая цель этого союза – восполнение духов-нонравственных свойств супругов. Следовательно, в христианстве брак является не просто нравственным отношением, но более священным — таинством. Таинством едине-ния со Христом и во Христе.

Благодать, сообщаемая через Таинство брака брачующимся, — Сила Божия — освящает и одухотворяет их союз. «Таков брак, бывающий о Христе, — говорит св. Ио-анн Златоуст, — брак духовный и рождение духовное, не от кровей, не от болезней… И брак не от страсти, не от тел, но весь духовный, душа при этом соединяется с Богом союзом неизреченным, какой Он только Один ведает; почему и сказано: «прилепляйся Господеви, един дух есть с Господем» (1Кор. 6,17)». Но не против соития супружеского говорит здесь святитель, а о необходимости возвышения всех отношений супругов, в том числе и близости. «Не супружество есть зло, а невоздержание». «Если некоторые находили в браке препятствие к добродетели, то пусть они знают, что не брак служит препятствием к добродетели, а воля, злоупотребляющая браком, подобно тому, как не вино производит пьянство, но злая воля и неумеренное его употребление». «Пользуйся браком умеренно, и ты будешь первым в Царствии Небесном и удостоишься всех благ». Отсюда, если в брачной жизни естественные влечения получают извращенное направление, то виною этого является человек, не желающий сдерживать грубо-чувственные влечения своей природы и подчинить их руководству разума, просвещенного Христовым учением. В пределах нормальных удовлетворение естественных влечений не есть зло, а лишь неизбежный момент в исполнении заповеди Божией: «раститеся и множитеся». «Это дело у нас унижено оттого, что их (супружеские отношения) портят, между тем как брак честен и ложе нескверно. Что за стыд – дело чистое? Зачем краснеть от того, что честно?»

Наставляя молодых, святитель говорит им: «Не в теле красота, но красота тела зависит от того образования и цвета, который отпечатлевает душа в существе его. Итак, люби душу, которая сообщает телу такое благообразие. В самой сей жизни все прекрасное зависит от души… В ком бесстыдна душа, у того и самый вид отвратительнее вида всякого зверя; напротив, стыдливая душа и самый вид делает кротким и любезным». Особенно радеет святитель о сохранении супругами добрачной чистоты. В брачном союзе, говорит он, будет больше «страха Божия и брак будет подлинно честный, связывая тела чистые и нескверные», если до брака было сохранено целомудрие. «Кто был целомудренным до брака, тот останется таким после брака». Дети, рожденные в целомудренном браке, будут добродетельными и нравственно чистыми, так как от своих родителей получат в наследство добрую настроенность.

О том же говорит и св. Кирилл Иерусалимский: «Да пребудут в благой надежде брачные, кои живут, как должно в браке по закону, а не по любострастию, следуя необузданной воле; кои знают время воздержания, дабы свободно заниматься молитвой; кои в церковных собраниях с чистыми одеждами имеют и чистые тела; кои вступили в брак для деторождения, а не по любострастию». Добавим к этому слова о. Петра Серегина, духовника Пюхтицкой обители из его дивной книги «Шесть сотниц».

«Необходимо нам, чтобы сила любви в нашем сердце возрастала; но – чтобы возрастала вся любовь, т.е. не усиливалась бы низшая любовь против высшей; чтобы любовь к человеку не препятствовала любви к Богу, а любовь к себе (заботы о себе) не пересекала бы любви к ближнему».

«Если мы хотим быть там, где Он – Господь наш, — т. е. в Церкви торжествующей, мы должны здесь, на зем-ле, переродиться силой благодати (не без участия нашей воли) из плотских в духовных, и должны отречься, во-первых, от ласкательства тела и чувства человеческой приятности (ласкосердия); во-вторых, от угождения людям больше, чем Богу; от связей с людьми по плоти (родных), дружбы мирской и даже духовной, оставив только святое послушание, действующее во спасение; от психологии пола, в самых тонких проявлениях, доступных контро-лю нашего разума, совершенствуя этот нравственный контроль при помощи благодати, утончая (изощряя) его, чтобы стать непостыдными делателями в винограднике Божием – Церкви Его святой».

Если мы начинаем трудиться над высвобождением сердца из уз мира, нужно ли нам избегать всяких отношений с людьми? Нет, не об этом шла речь выше. Речь шла о том, чтобы освобождать сердце от зависимости от мнения людского, но при этом обретать сердце свободным в собственном отношении к людям и обращении к ним. Собственно, нашим отношением должно быть отношение христианской любви. Это милосердие ко всякому, кто в жизни унижен, оказался за чертой бедности, не способен поучаствовать не только в людях, но и в себе самом (калека, сирота, беспомощный по какой угодно причине). Это участие в ближних (родных, знакомых, друзьях, сотрудниках) ради их спасения, т.е. помощь им прежде всего в серьезных жизненных затруднениях, помощь честная, чистая, бескорыстная, ради них самих и ради правды в жизни. Затем это помощь ближним в обретении и стоянии в нравственных смыслах жизни, когда все вокруг против совести и ближний один остался в колебаниях, следовать ли ему своей совести или переступить через нее. Наконец, это помощь в духовных стремлениях ближних, в их потребности оглашения и воцерковления, неспешной, внимательной помощи, поддерживающей, но не опережающей, участвующей по его силам, насколько он способен принять и понести эту помощь, не нагружающей его, но открывающей ему возможность жизни и умножая в нем жизнь.

Это участие в иных общинно-церковных начинаниях, которые совершаются в приходе и через которые начинает обретаться церковная общинная жизнь – праздники, помочи, взаимные молитвы (чтения Псалтири по кругу, сорокоуста за страждущих, молитв по соглашению о болящих, в жизненных затруднениях пребывающих, попавших в бедствие, о рожающих, о умирающих), участие в именинах, крестинах, венчаниях и свадьбах, похоронах и поминовениях, чтение Псалтири по усопшим.

Во всем этом проявляется христианская любовь, проявляется как деятельная, действительно участливая, собирающая общину воедино. Иной она и не может быть.

Почему об этом мы говорим в книге о семейных отношениях? Потому что без этих проявлений любви как отдельными домочадцами, так и всей семьею по отношению к внешним людям не будет правды любви и в самой семье друг ко другу. Любовь христианская нигде не закрывается сама в себе; разве только на время для молитвы к Богу. Это и есть признак истинной любви – простой, открытой, благорасположенной, благожелательной и благопопечительной, радушной, жизнедарной. В такой любви нет корысти, нет чувственности, нет себялюбия. И ради изгнания всех этих пороков семья устанавливает в своих обычаях и традициях по возможности все названные проявления любви.

Тогда некогда будет предаваться праздности, да и гостевания примут совершенно иной, не праздный вид. Тогда некогда будет смотреть телевизор, читать пестрые газеты, внимать скоротечным новостям мира (мира страстного, пребывающего в разных греховных разборках друг с другом). Тогда не будет маяться душа в домашнем безделии и неведении, чем занять время. Тогда не будут увлекать чувственные развлечения друг с другом в составе собственной семьи, тем более не будет времени, да и не в настроение будет ссориться между собою и препираться из-за домашних мелочей.

Многое в собственных отношениях друг ко другу станет иным, если сердце будет воспитываться в свободе благочестивых отношений к людям.

Почему же нам нужно быть свободными не только в отношении к людям, но и в обращении к ним? Для чего нам нужны люди, чем они полезны нам?

Душа человеческая несет в себе не только образ Божий, но и стремление уподобиться Богу в добродетелях. Эта потребность уподобления в детском возрасте проявляется в подражании родителям и старшим, или же более умеющим, более знающим. Она — основа нашего ученичества в жизни. С обретением веры, потребность уподобления обращается непосредственно к Иисусу Христу. Не только жить так, как Он наставляет нас всем порядком и чином нашей церковной жизни, не только следовать наставлениям Евангелия, но во всем подражать Ему в нраве, в характере своей личной жизни. Воцерковляться — значит, обретать нрав Христов. Так как это невозможно без Самого Господа, Он и дает нам Себя Самого. И в Таинстве Причастия Его Тела и Крови Он входит в нас, чтобы усвоить Себе и Собою обожить, обновить, т.е. вложить в нас добродетели, присущие Ему Самому.

Где же мы можем встретиться с живыми добродетелями Христовыми, помимо Евангелия, помимо описаний житий святых? В самих себе — по совершающемся в нас Таинстве, а больше того — в людях Церкви, в том Его благочестивом народе, который Господь созидает как Свою Церковь. Для души христиански настроенной, естественно искать благочестивых встреч с церковными людьми. Это обращение к образцу и примеру благочестия имеет совсем иную природу, нежели собирание мнений людских о себе и зависимость от них.

Мы обращаемся к христианам, чтобы иметь живое впечатление от их обращения с нами. В этом обращении есть две стороны. Одна, когда кто-либо из благочестивых людей натыкается в нас на что-либо безобразное, и указует на это. «Уклонись зла и сотвори благо» — мы много раз читали это в Псалтири, знаем даже наизусть эти слова, более того, возможно не раз наставляли ими кого-либо из ближних. Но вот это самое действие кто-то из христиан произвел со мною, причем в том, что я в себе никак не признавал за зло. Произвел так, что я сразу принял в себе это зло, мало того, пережил и стыд, и скорбь за себя по этому поводу, и сокрушение, и раскаяние, и немедленное желание просить у него прощение, и скорбь о том, что я огорчил Бога и покаянное чувство к Нему. Вместе с тем зло как пробка выскочило из меня, и я в одно мгновение как-то разом отрезвел, восстал над собой и остепенился. Как можно было так со мною сделать? Как можно было так любить меня и так точно и праведно обойтись со мной? Как можно было так ударить по совершаемому мною злу и при этом не задеть моего самолюбия, ни в чем не унизить меня, не поставить ниже, хуже его?

Возможно ли было без этой живой встречи с добродетелью пережить все это? Узнать все это? И какой благодарностью исполняется сердце после этого целительного прикосновения! И как благоговейно трепетно оно пребывает теперь в изумлении перед необъяснимостью добродетели, с которой Господь сподобил пережить встречу. Вот оно что – Христианство! Вот какова несказанная глубина его живого проявления. Вот какова неповторимая тайна и сила Самого Христа в Его чадах. Другая грань этого выражения — «сотвори благо».

Вспоминаю, как-то на территории Троице-Сергиевой Лавры я направлялся к Преподобному Сергию, к его мощам. Прямо посреди площади наткнулся на нищего калеку безногого, передвигавшегося с помощью рук на низенькой тележке. Он остановил меня и попросил милостыни. У меня были последние деньги, которые я оставил на электричку обратно в Москву. С жадным чувством на сердце и одновременной дерзкою ловкостью я, не моргнув глазом, ответил: «Прости, я сам без денег». Что произошло после этого, я до сих пор не могу ни рассказать толком, ни описать. Он весь вдруг преобразился навстречу мне. Светом, радостью, непередаваемым движением любви, прощения, одновременно и оправдания, и благословения одарил он меня в одном-едином, для меня совсем неожиданном дыхании. Он что-то сказал при этом. Слова его, любящие, совершенно освобождающие меня от какой бы то ни было обязанности к нему, эти слова я услышал, но вскоре забыл их. Они, сделав свое дело, совсем утонули в том светлом движении его души ко мне, которое произвело во мне неведомое до этого дня впечатление.

На какой-то момент удовлетворенный этою свободой от нужды подавать милостыню, я по инерции прошел сколько-то метров и вдруг остановился. Я не мог дальше идти. Я не мог оставаться с удержанными у себя деньгами. Мне нужно было немедленно вернуться назад и все-все отдать ему. Непременно все и еще что-то, что можно было бы. Я не знал, что, я знал только, что это нужно сделать. Я бросился назад, но на том месте, где только что была встреча с ним, я не нашел его. Я обыскал все дорожки, обежал всю Лавру, вышел за ворота, осмотрел всю площадь. Я не нашел его. Прошло уже много лет, а встреча эта не уходит из сердечной памяти и всегда особо подвигает меня к милостыни всякому, кто в чем-либо мне отказывает или что-либо у меня просит.

Этот случай особый. Но как много у каждого из нас может быть встреч с живою добродетелью в людях, даже нам ранее известных. Как порою неожиданно может нам открыться человек, если только быть внимательным к этим встречам. Единодушие, о котором говорит в своих поучениях Авва Дорофей, обретается как раз этой способностью обращаться в людях к их добрым проявлениям, к добродетелям, не замечая худого в их характерах, научиться обращаться с людьми мимо худого в их характерах прямо к самой богодарованной душе, находить со всяким человеком лучик добрых отношений и всегда оставаться в этом лучике его чистоты, правдивости, добра или еще какого иного качества, и не выпадать за пределы этого лучика. За пределами — мрак, а внутри лучика все ясно, просто и чисто. Как важно научиться умению с каждым удерживать обращение к добродетельному в человеке, обретая с ним единодушие. А единодушие, в свою очередь, есть, как говорит Авва Дорофей, матерь всех добродетелей. Так через добродетели других и в тебе начнут проявляться добродетели.

Вот две стороны, ради которых всякой доброй семье необходима церковная среда. Слышащий в себе потребность уподобления Христу всегда будет искать и всегда найдет в ком и чему учиться, даже в людях, не отличающихся добродетелями. Тем более, в людях искренне церковных. И опять «Сотницы» отца Петра Серегина.

«Ищущие находят, а не ищущие и небрегущие проходят мимо сокровищ. Апостол Нафанаил признал в Иисусе Христе – Мессию потому, что искал Его и ждал. А вожди Израиля, заботившиеся только о своих материальных выгодах, удобствах и почете среди людей, не могли признать Мессией бедного Странника, от Которого они не могли получить ни богатства, ни славы.

Повторность и глубина переживаний зависит от того, в чем мы видим и ищем жизнь свою. Мы стремимся жить. Но в чем мы ее хотим найти и ищем, определяется направлением нашей жизни; это дело нашей воли. Если мы стремимся к свету, по Евангелию, мы имеем и око светлое, и существо свое светлое, очищенное. А если кто обратится в область тьмы, он не увидит своей нечистоты, не будет очищать себя – останется скверным и будет оскверняться еще больше. И духовное зрение его, отвратившееся от духовного света, будет пребывать во тьме и видеть существа и предметы тьмы, и делать дела тьмы. Во тьме и зрение приспосабливается для тьмы. Итак, начало наше-го пути в том, чего мы хотим и на что направляем нашей волей нашу жизнь».

«Если мы будем любить людей без мысли о Христе, то любовь наша будет похотлива (с уклоном к животной), корыстная (ожидающей взаимности или отплаты), и такая любовь неизбежно окончится разочарованием или даже неприязнью и гневом.

Часто бывает и так, что если человек любит одного человека любовью недостойной, относясь к предмету любви, как к предмету удовольствия, стараясь этот предмет (человека) прикрепить к себе, тогда ненавидит кого-нибудь другого, иногда даже без причины. Так любовь несовершенная легко превращается в нашем сердце в гнев, лишает нас счастья, отравляет жизнь и не допускает к блаженству вечному. Для того, чтобы чувство любви в нашем сердце было наиболее чистым, продолжительным и святым, мы должны освободить сердце наше (усилием воли) от грубых страстных переживаний и гнева.

Будем любить людей нам близких, но не по слепой привязанности, а по заповеди Его (Ин. 13,34): «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» чисто, бескорыстно, во имя Его. Для этого от нас потребуется некоторое самоотвержение: с памятью о Нем мы должны прощать недостатки ближним нашим, стремиться послужить им, а не дожидаться, когда они нам служить будут. Сокращать, подавлять свое самолюбие с памятью о том, что мы дети (по вере) нашего Небесного Отца, Который есть вечная, всепрощающая любовь и Источник блаженства вечного. Это маленькое самоотвержение и раскроет сердце наше к познанию Его, и мы увидим Его. А когда наше сердце увидит Его, то испытает такую радость, которую не может дать ничто в мире… Разве дети Такого Отца могут ненавидеть друг друга?»

Другой недоволен моими действиями. Свое недовольство проговаривает мне, бросает упрек, задевает мое самолюбие, рождает острое желание резко отреагировать, ответить тем же, попрекнуть, дать отпор, унизить, стукнуть... Способ работы над собой требует сдержаться. Ни полусловом, ни полуфразой не выдать своего бурлящего состояния. Промолчать. Выслушать сказанное и согласиться:

— Хорошо, я все понял.

Способ требует такого действия независимо от того, прав или не прав другой. Если другой нервничает, я сдерживаюсь и соглашаюсь, принимая все упреки и любые выговоры. Поэтому способ требует такого действия, независимо от силы и степени низведения идущей со стороны другого. Более того, чем острее другой задевает самолюбие, тем отчетливее необходимость действовать по предложенному способу. То, что сегодня в способе покажется абсурдным, по прошествии уже полугода будет восприниматься иначе. Нужно лишь начать работу. При этом важно помнить главное: не торопиться. Это значит, с одной стороны, не ждать немедленных результатов, а с другой — не торопиться поставить другого в известность, что я начал работу с такого-то числа, подразумевая под этим требование взаимности и желание прекратить идущие от него и задевающие самолюбие упреки.

Это может показаться невероятным, но такие упреки будут продолжаться до тех пор, пока в ответ на них будет идти мое возмущение. А там, где снимутся возмущения, спустя некоторое время сойдут на нет и упреки со стороны другого. Таковы причудливые внешне, но простые по глубокой сути законы общения. В действительности за ними стоит вселюбящий Промысл Божий.

Следуя предложенному способу, важно помнить о бережности к другому. Да, именно в условиях откровенной агрессии со стороны другого помнить о бережности к нему. Ведь бережность — это одно из ведущих свойств любви. А любовь бескорыстна и щедра беспредельно. В лучах этой щедрости бережность становится естественным проявлением человека. В любых условиях, в том числе в условиях активного и очень обидного низведения со стороны другого. Там же, где обретается бережность, обида на другого снимается, вместо нее приходит сострадание и сочувствие. Сострадающее сердце видит боль другого и видит причины этой боли. В этом его мудрость. Поэтому оно действительно и по-настоящему способно при любом состоянии другого помогать ему, в данном случае помогать своей сдержанностью и даже согласием с упреками. Даже согласием с несправедливостью.

Исполнить это возможно верою в Промысл Божий. Самоукорением можно устоять. Смирением же можно услышать за обвинениями ближнего волю Божию, смирением возможно иметь в сердце утешение Божие, смирением услышать в сердце дыхание мудрости, дыхание любви.

Не беритесь за исполнение сразу всех способов работы. Будет срыв. Очередность включения в работу приведенных здесь способов нежелательно менять. Последовательность имеет немаловажное значение. Если человек вдохновится мировыми достижениями тяжелоатлетов и на тренировках будет пытаться брать сразу большой вес, он рискует надорваться, поэтому желательно помнить о последовательности движения.

Упражнение 13

Солгал, похвастался, нафантазировал.

Вопрос 1. Зачем-то привираю. Приукрашиваю?

Вопрос 2. Зачем?

Вопрос 3. Я всегда так делаю?

Вопрос 4. Для чего?

Упражнение 14

Собрались жены и обсуждают недостатки мужей. Или собрались мужья, чтобы позлословить по поводу своих жен. В этой атмосфере легко и даже само собой идет рассказ о недостатках другого.

Вопрос 1. Зачем я здесь? Зачем я слушаю, каковы другие? Сравнивая со своей ситуацией, сознаю ли, что все неприятное мне в другом, (в моем супруге) оттеняется, выпячивается, а в отдельных случаях становится гнетущим для меня?

Вопрос 2. Сознаю ли я последствия такого общения?

Вопрос 3. Почему говорить о недостатках другого и злословить по поводу этих недостатков или жаловаться и просто рассказывать другим о них (мол, знайте какой он, она у меня) доставляет мне внутреннее полуликование, полуудовлетворение? Почему живут во мне оттенки злорадства, легкого торжества? Что это — во мне?

Вопрос 4. Почему не бегу я прочь от таких разговоров, даже, напротив, стремлюсь к ним активно? Почему тянут они меня, дают тонкое чувство удовлетворенного успокоения, словно камень с души снимают? Что успокаивается во мне после этих разговоров? Что?

Вопрос 5. Есть два отношения к этому "что" — удовлетворить и через это снять его остроту и второй — заместить чистым, светлым чувством, вспомнив заповедь Божию о любви к ближнему. Почему я делаю первое?

Вопрос 6. Почему не утверждение и поиск светлого в другом занимают меня прежде всего, а утверждение и поиск в другом, по моим представлениям, темного? Сознаю ли я, что такая сосредоточенность на отрицательном губит во мне светлые чувства? Где при этом моя вера? Где Господь?

Вопрос 7. Почему не обнаруживаю я в себе светлого чувства к другому, почему не утверждаю в себе чистоту отношения к нему? Я боюсь иллюзий? Значит досада на другого и обида за себя лучше, чем светлое отношение, которое помогает мне проявлять действительную душевную щедрость?

Вопрос 8. Почему мне жалко себя?

Вопрос 9. Разве душевная щедрость и любовь к другому возможны, когда я вслух и про себя говорю и думаю о другом плохо?

Вопрос 10. Почему же я допускаю насмешку над другим, в его присутствии и без него? Разве внутреннее чувство удовлетворенности от его смущения и неловкости на мои злые или мягко-ироничные шутки сохранит во мне чистоту отношения к нему?

Вопрос 11. Почему подобные развлечения доставляют мне удовольствие? Мои удовольствия подобного рода — что это?

Прихожу в дом после некоторого отсутствия (полдня, день, два дня). Домашние чем-то в это время жили, между ними складывались какие-то отношения. Придирчиво наблюдаю. В глубине души ожидание-подозрение: не может все у них быть ладно. Медленно подступает злорадное желание увидеть, заметить, показать им неблагополучие, носом ткнуть и отругать. Смотрю на чистоту и порядок в комнате — придраться не к чему. Смотрю на свой стол. Вижу непорядок. Делаю замечание. Реакция, как мне кажется, слабая. Иду на кухню. Отыскиваю непорядок. Разражаюсь ворчливым потоком. Домашние смеясь, легко и сразу приводят все в порядок. На минуту затихаю. Червь досады не унимается. Затаившись, выжидаю. Наконец нахожу, в чем непорядок. Накидываюсь вновь. Но домашние просто объясняют причину непорядка. Чувство прокола, досадное и раздувающее внутреннюю неудовлетворенность, рождается и начинает развиваться.

Вопрос 1. Неудовлетворенность — чем?

Вопрос 2. Почему ревность ко всем сразу?

Вопрос 3. Почему нет доверия, что у них может быть и без меня все хорошо?

Вопрос 4. Какое место я отвожу себе в поддержании климата семьи? Почему признание со стороны окружающих за мной этого места для меня столь важно?

Вопрос 5. Почему я хочу непременно доказать свою значимость, свою нужность им, показать, что они без меня пропадут? Почему мне хочется это сделать так явно?

Вопрос 6. Где при этом благословение Божие на нашей семье? Где Таинство венчания? Слышу ли его покров, живу ли в нем? Как давно я перестал замечать действие этого Таинства в моем сердце? Зачем оно было в моей жизни?

См. Начало

Cм. далее – 7 глава. "Самоутверждение и Любовь."